— Холодно.
— Магнитик привезла?
— Нет. Это же не Греция.
— Из Греции у меня есть, а вот из Магадана нет.
— Какие твои годы, еще успеешь побывать в этом живописном месте.
Жанка пьет кофе, смотрит в окно, я собираю документы в кучу, надо сдать отчет, получить новый график.
— Видела твоих пассажиров. Красавчики, конечно, у меня чуть челюсть на пол не упала, когда за ними «Ягуар» приехал. Кто такие?
— Не знаю. Не общались, — отвечаю, даже несмотря на Жанну.
— Совсем? Как-то мне в это не верится. Бухали, что ли?
— Спали, ели, кино смотрели.
— Все восемь часов?
Даже не хочу продолжать разговор о своих пассажирах и до скрежета зубов не хочу вспоминать обратный полет. Хотя все прошло именно так, как я и сказала: ели, спали, кино смотрели.
Все восемь часов физически чувствовала напряжение — от них, от Курапова, который объявил мне бойкот. Все валилось из рук, Шульгин делал вид, что меня не замечает, Громов сканировал, как аппарат МРТ, я хотела лишь одного, чтоб все это скорее закончилось.
— Не выспалась?
Игорь тогда зажал у бара, испуганно, по инерции посмотрела в сторону кабины. Он улыбнулся, но не отпустил. Хотелось ответить, что это не его дело, но прикусила язык. Провел рукой по шее, накрыв пятерней собранные в пучок волосы, с силой сдавил его.
В глазах нехороший блеск, втягивает носом воздух.
Ревнует?
Очень внимательно осматривает, задерживается на шее и завязанном на ней шарфике. Шульгин постарался, оставив небольшой засос. Конечно, замазала его, но все равно некрасиво.
— Так выспалась или нет?
— Нет, — нагло в глаза.
Из меня вновь лезет борзота, потому что это не его дело, как и с кем я провела ночь. В конце концов, мог у своего дружка спросить. От него пахнет черной смородиной и лишь слегка сигаретным дымом, меня, наверное, долго еще будет преследовать этот аромат, как что-то навязчивое и сексуальное.
— Я там пиджак ваш положила на сиденье. Спасибо.
— Обращайся.
Удивилась, что отпустил так легко, ни тебе претензий и пошлых шуток, ни предложения потрахаться. Вздохнула тогда с облегчением. Ему было нечего больше сказать, а мне ответить. Летели молча, мужики наигрались, а мне уже не до игр.
— Слышь, Крис.
— Что?
Мимо нас уверенной походкой из кабинета начальника прошел Курапов, мазнул по мне взглядом.
— Дим, привет, — Жанка кокетливо поправила блузку, улыбаясь во весь рот.
— Привет, Жанна.
— Как дела?
— Все хорошо.
Первый пилот скрылся за поворотом, а я только собралась зайти к руководству, как Жанка ошарашила меня вопросом:
— Ты спала с ним?
— Жан, у тебя какой-то недотрах? Что за странные вопросы? Тебе все мерещится, что я или спала, или должна была переспать со всеми.
— Он классный, скажи?
— Кто?
— Курапов. И почему мы с ним не на одном борту?
Нет, я, конечно, знала, что бухгалтерия массово сходит по нему с ума, но чтоб Жанка, это было открытие. Может, это заразно?
— У него, вообще-то, жена и двое детей. Или ты об этом забыла?
— При чем тут дети?
— А при том что он их отец.
— Ну, люди встречаются, расходятся, такова жизнь. Страсть и влечение еще никто не отменял.
— Детей так-то тоже.
— Ой, не усложняй.
— А у вас страсть?
— Да какая там страсть? Видела, даже не посмотрел на меня? А у вас что-то было?
— Жан, ты достала. Я что, по-твоему, со всеми перетрахалась в нашей конторе? Ты еще скажи, я перед Трофимовым ноги раздвигаю, — махнула рукой в сторону кабинета начальника.
Покрутила у виска пальцем, собрала бумаги, пошла к начальству. Хотелось все скорее отдать, уйти на заслуженные выходные, из-за этого полета сдвинулся весь график и расшатались все нервы.
— Виктор Иванович, можно?
Тучный мужчина сидящий в кожаном кресле посмотрел на меня, взгляд тяжелый. Сколько же крови он мне попил в свое время, рыдала как истеричка после каждого похода к нему.
— Любимова, что у вас стряслось на Сахалине?
Что у нас стряслось? Ничего особенного, я трахнулась с двумя мужиками, Курапов признался в любви, странный мужик выпытывал о багаже пассажиров, сын мэра спасал падшую стюардессу.
Это так, если коротко.
— Там тоже весна. А что стряслось?
Делаю невинные глаза, смотрю в суровое лицо мужчины, брови сведены вместе, он держит крупными пальцами карандаш и стучит им по полированной поверхности стола.
Два года, а все никак не могу к нему привыкнуть. Такое чувство, что на исповеди и он видит меня насквозь. А кара небесная обрушится на мою пустую голову в одно мгновение, испепелив дотла бренное тело.
— Вот и я хочу знать, Любимова, что стряслось, если первый пилот пишет заявление о желании перевестись на другой борт. У вас роман? Потрахушки устроили, пока никто не видит и не знает?
— Нет.
Сука, вот же какая сука! Он ведь понимал, что подставляет меня, что подставляет не только меня, но и Олега, потому что сейчас начнутся разборки и проверки. Ведь у него могут быть напряженные отношения не со мной одной, но еще со вторым пилотом.
Нас всех тщательно проверяют и составляют психологические портреты, мы одна команда, в которой не могут быть разногласия. Но да, романы случаются, это скрывают, но они всегда выплывают наружу. Наша компания не поощряет их, мы рабочие лошадки, дорогие, квалифицированные, обученные, но лошадки, в которых очень много вложено.
Мы лицо компании, ее длинные ноги, упругие задницы и улыбчивые лица, наша личная жизнь и проблемы никого не волнуют.
Я знала, куда шла.
Смотрю не моргая, выдерживая тяжелый взгляд маленьких глубоко посаженных глаз. У нас на самом деле нет романа. У нас был один случайный секс по моей великой глупости и из-за выпитой текилы. Я праздновала свой развод, рыдала о несбывшихся надеждах, оплакивая любовь, которая оказалась пустышкой.
— Нет?
— Нет.
— Хорошо. Отнеси бумаги в службу. Завтра вылет, и мне плевать, что там у вас. Узнаю, что ты делаешь мозг пилоту, уйдешь в никуда.
— Как завтра? У меня выходной.
— Иди с глаз моих. Будто мне дел мало, чтобы еще вас контролировать. Иди.
Но ноги были ватными, ладони мокрыми, а в голове полная неразбериха, я кипела от возмущения. Не обращая внимания на Жанку, почти бежала в службу, где девочки выдавали расписание полетов.
— Любимова, завтра Прага, пляши.
— Я не понимаю, почему снова я? Я моталась шестнадцать часов через всю страну, у меня должен быть выходной.
— Ну извини, мы забыли тебя спросить. Давай расписывайся, а то конец рабочего дня, только тебя ждем.
Быстро изучаю бумаги: два пассажира, в еде нет предпочтений, европейская кухня, вылет поздно вечером, ну хоть отдохну и успею постирать костюм. Пилоты те же. Тихонов, наверное, вправил мозг Курапову, он умеет это делать мастерски.
Соображаю, во сколько надо завтра выехать, чтоб проверить борт и принять ланч-боксы. Сопротивляться бесполезно, к тому же это деньги, а мне они не лишние.
Смотрю на часы, вечерние пробки уже начались, сейчас буду ехать до дома часа два. Накинув ветровку, качу чемодан, на ходу снимая пилотку, распутывая волосы из тугого пучка.
Пока я думаю, на чем поехать, покинув здание аэропорта и выйдя на стоянку такси, рядом появляется мужчина.
— Кристина Сергеевна?
Осматриваю его с ног до головы, черный костюм, белая рубашка, короткая стрижка. Если это еще один любопытный до моих пассажиров тип, пошлю его на хер.
— Да.
— Пойдемте, велено доставить вас домой, машина припаркована на стоянке.
Он показывает рукой в сторону, я слежу за ней и первое, что вижу среди пестроты желтого, белого и наклеек «Такси», черный автомобиль представительского класса.
— Кем велено?
— Игорь Анатольевич попросил дождаться вас и доставить домой.
— А, Игорь Анатольевич. Что ж он сам не дождался?
Из меня так и прет сарказм.
— Не могу знать.
Я ведь не гордая и позволю себя доставить с комфортом? Или гордая? И попрусь на экспресс или искать такси с разговорчивым таксистом, который через пятнадцать минут достанет до печенок?